Погром Батал-паши на берегах Кубани 30 Сентября 1790 года.

                                                                                            Даты указаны по старому стилю!

Публикуется по изданию: Погром Батал-паши на берегах Кубани 30 Сентября 1790 года. Журнал кампании по Кавказской линии покойного генерала от инфантерии и кавалерии Ивана Ивановича Германа, 1790 г., с 22 Сентября по 30 число. Екатеринодар, 1896.

Дозволено цензурою. 13 Марта 1890. Тифлис.

Вместо предисловия.

[3] Победа, одержанная генералом И. И. Германом 30 Сентября 1790 года, близ нынешней Баталпашинской станицы, представляет собою одно из выдающихся событий истории Кавказской войны. Теперь мы не можем, конечно, представить себе всей важности этого факта, но тогда он имел огромное влияние на общее положение дел наших на Кавказе. С самого начала второй турецкой войны (1787 — 1792 года) в разных местах Кавказа стали появляться тайные агенты Турции, снабженные деньгами для восстановления против России кавказских народов. В Кабарде и у закубанских горцев агенты эти встретили полное сочувствие и готовность присоединиться, при первом удобном случае, к туркам, чтобы воспрепятствовать дальнейшим успехам нашего оружия на Кавказе. В конце 1788 года трехбунчужный Батал-паша назначен был сераскиром на Кубани и главным начальником турецких войск, расположенных в Анапе и Суджук-кале — рассылая через своих доверенных фирман турецкого султана, призывавший всех мусульман к поголовному ополчению против России, Батал-паша деятельно подготовлял почву к вторжению в пределы наши. Он уверял кабардинцев, что весною 1789 года явится с войсками на Кубань, займет и исправит старый турецкий окоп Хаджи-кале ¹ и отсюда будет производить дальнейшие наступательные действия. И действительно, уже в марте месяце того же года командир Кавказского корпуса генерал-аншеф Текелли получил верные известия о намерении Батал-паши предпринять поход в Кабарду и представил князю Потемкину ² [4] письмо этого паши к кабардинским владельцам и узденям, в котором, между прочим, сообщалось, что из Турции отправляется на Кавказ Хуссейн-гази паша с 50 тысячами отборного войска. Батал-паша лелеял дерзкую мысль, при успехе на Кавказской линии, восстановить против России кавказские народы и возвратить под власть Турции всех мусульман от Волги до Дуная.

В то время в Анапе находился знаменитый лжепророк Мансур (Ушурма), разжигавший вражду магометанских народов к России пламенной религиозной пропагандой; вместе с турецкими чиновниками он склонял дагестанских и ширванских ханов к нападению на Кизляр. Неудачный поход к Анапе генерал-поручика Бибикова в начале 1790 года поднял дух закубанских племен и ободрял к задуманному предприятию Батал-пашу, который, после уничтожения турецких судов в Еникольском проливе эскадрою контр-адмирала Ушакова, двинул, наконец, свои силы в Кабарду. Положение Кавказской линии, ввиду малочисленности охранявших ее войск и грозных намерений неприятеля, представлялось в ту пору крайне опасным. — При совокупности таких неблагоприятных для нас обстоятельств генерал Герман, во главе небольшого отряда русских войск, разбил на берегах Кубани 30-титысячный корпус Батал-паши и тем в конец разрушил его грандиозные планы, угрожавшие спокойствию всей России, восстановил тишину в среде взволновавшихся кавказских народов и блистательно загладил неудачу ген.-пор. Бибикова. Отдавая должную дань геройству и мужеству генер. Германа, признательное потомство почтит, конечно, заслуги доблестного военачальника и его славных сподвижников, а Хоперские казаки, на родной земле которых совершилось это событие, не забудут имен героев, передавая их из рода в род, для назидания грядущим поколениям. Подвиг ген. Германа уже занесен в летописи Кавказской войны и в общих чертах более или менее [5] известен читающей публике. — Но все имеющиеся в печати описания события 30 Сентября 1790 года порождают собою ряд недоразумений как относительно передвижений русского и турецкого отрядов, так, главным образом, и самого места, где происходило сражение с Батал-пашою. Место это до сих пор остается неопределенным с желаемой точностью, точно также как и переправа Батал-паши через Кубань. Между тем удовлетворительное разрешение данных вопросов не лишено некоторого значения для истории Кубанского казачьего войска уже потому, что имя Батал-паши запечатлено в названии одной из лучших станиц войска и целого отдела, включающего в себе Хоперский полковой округ. Предлагаемый журнал генерала Германа с примечаниями к нему В. Г. Толстова и пояснительными картами вполне разрешают эти вопросы, давая, вместе с тем, ясное представление о всем ходе сражения 30 Сентября и обстоятельствах, сопровождавших его. Успешным выполнением нашей скромной задачи мы обязаны отчасти Председателю Кавказской Археографической Комиссии, Е. Д. Фелицыну, который снабдил нас полезными указаниями относительно географической номенклатуры Северного Кавказа, существовавшей в конце прошедшего столетия и документами, необходимыми для разъяснения интересовавших нас вопросов. Помещаемые здесь же рапорт генер. Германа от 4 Октября 1790 года, отправленный им с поля сражения, при р. Тохтамысе, генералу Булгакову и рапорт последнего князю Потемкину пополняют журнал Германа некоторыми не вошедшими в него подробностями.

И. Братков.
Станица Баталпашинская.

Примечания

¹ Окоп Хаджи-кале и каменная башня находились на левом берегу р. Кубани, против Беломечетской станицы.
² При рапорте от 26 Марта 1789 года № 230.

Журнал *) кампании по Кавказской линии покойного Генерала от инфантерии и Кавалера Ивана Ивановича Германа 1790 года от 22 Сентября по 30 число.

[7]
22-е число. Корпус **), которым я командовал, стоял на Куме, при Песчаном броду¹, расстоянием от Георгиевской крепости верст около 60-ти.
Боевых чинов было в лагере около 3000; сего числа я возвратился из помянутой крепости, где последний раз виделся с покойным графом де Бальменом, которого я оставил едва дышащего. По прибытии моем в лагерь, слухи повторялись со всех сторон о приближении неприятеля, и хотя оные продолжались уже больше месяца, — но письма, которые иные татарские владельцы, услышав о возращении моем в корпус, в оригинале от Батал-Бея прислали ко мне, и в которых он разглашал великие свои силы и обнадеживал их о скором своем прибытии и непременном истреблении всех неверных в сей стороне, равно же и приезд обратный одного Абазинского князя, Атажука Ахлова², родни нашему Подполковнику Мансурову, который сам был у Батал-паши, привели меня в крайнее сомнение. Последний еще описал мне великость турецкого лагеря, число пушек и сказал, что [8] множество султанов и князей с горскими народами окружают его и всякий день более их прибывает. Сколько он мог узнать в турецком лагере, который он нашел тогда на Урупе, Батал-Бей намерен был поспешно приблизиться к Кубани, переправиться через сию реку и дать баталию, если будет кому, а потом идти прямо на Георгиевсвую крепость, где он ожидал соединения всех кабардинцев и Шаха, который тогда, с толпами разных народов, стоял на Сунже, ожидал приключений и по оным располагал себя вести. А как сии известия были согласны со всеми обстоятельствами, в которых находилась тогда граница, я тот же день поднял свой лагерь, оставя сильный арриергард для подвоза себе хлеба, в котором я имел крайнюю нужду. При Песчаном броде учредил я сильно укрепленный пост под ведением Майора Веревкина, который тогда оставлен был с отрядом в сих местах для надзора за народами, там живущими, и удержать связь между корпусом и Георгиевскою крепостью. Поход был 17 верст и лагерь на левых вершинах Тамлыцких³.
*) Журнал Генерала Германа напечатан в Отечественных Записках за 1825 год, Декабрь, стр. 352.
**) В состав его входили: два пехотных полка: Кавказский и Тифлисский; Ростовский карабинерный полк; три егерских баталиона; шесть эскадронов с пушками Астраханского драгунского полка: Донской Атаманский казачий полк; конвойные казаки и пять орудий полевого парка (Кавказский Сборник т. XV, стр. 3 и 4).
¹ Цифрами обозначены примечания, помещенные в конце.

23 числа. Поход был к Кубани 33 версты, а лагерь на реке Подбаклее, расстоянием от реки Кубани прямо верст около 10-ти⁴; разъезды были посланы до самой Кубани; но кроме маленьких партий, издалека подъезжающих, ничего не приметили. На походе примечены необыкновенно частые переезды живущих там татар, и в их селениях мужеского пола, выключая детей, почти никого не видно было.

24 числа. Учредя сильный пост в Кумском редуте⁵, для сокрытия большой дороги в Георгиевскую крепость, поход был до самой реки Кубани 16-ть верст и лагерь был на берегу оной реки; так называемый Кубанский редут на крепком и возвышенном месте⁶.
В сей день слышны в первый раз сигналы турецкие из больших орудий. Разъезды были посланы за Кубань, но далее до устья малого Зеленчука не [9] могли ехать; неприятельские сильные партии везде уже разъезжали; во многих местах в горах виден был большой дым, что есть у горских народов обыкновенным сигналом для собрания к назначенному месту, и пыль великая после обеда поднялась между большим и малым Зеленчуками; все известило нас о приближении неприятеля, и перед вечером сигналы слышны были гораздо ближе прежнего, но в ущельях никоим образом не можно было видеть неприятельского расположения, горами от вас сокрытого. На ночь я послал трех отборных казаков о двух конях, с обещанием по их заслугам награждения, с тем, чтобы помощью темноты ночи старались дойти до сама-го неприятельского лагеря и разведать оного положение, сколько возможно будет. Тот же день послал я вторичное повеление бригадиру Беервицу, чтобы он поспешил отряд свой соединить со мною, и уведомил его о приближении неприятеля.

25 числа. Во всю ночь слышны были сигналы в турецком лагере; на рассвете благополучно возвратились посланные казаки, потеряв там одну заводную лошадь, которую бросили, так как неприятель, приметив их, начал за ними гнаться; они были у самого турецкого лагеря, который мне описали довольно верно. как мы после узнали, и реченный лагерь был, по их донесению, верст около 25 от нашего за малым Зеленчуком, при самом входе в ущелья⁷, и мы сами скоро увидели, что сие было справедливо. Провиант мой прибыл мукою, который немедленно перепекли, и в тот же день отправил я, находящегося при мне, обер-квартирмейстера Штедера к генерал-майору Булгакову, который с другим корпусом находился вниз по Кубани, верст около 80 от меня⁸, дал реченному обер-квартирмейстеру с собою план общей атаки, с тем чтобы согласить между собою день переправы и пр.; наши пикеты были на той стороне Кубани на высотах.
После обеда неприятельский большой разъезд около [10] 2000 конных показался в первый раз поближе нас и остановился верст около 10-ти от нашего лагеря на высотах же⁹, пикеты наши приближались к лагерю, но неприятель за ними не последовал. Оба лагеря остались на прежних местах; в этот день прибыла ко мне фамилия Ислам Муссина, который всегда отличался верностью к России, Рослам-Бек и иные многие служить при мне волонтерами. Вскоре после их возвратился из турецкого лагеря разными дорогами побочный сын Ислама Муссина, посланный мною к туркам уже от Кумы. Через него я узнал все подробно.

26 числа. Примечены были разные толпы неприятельские, идущие от малого Зеленчука к Кубани; послан был разъезд вверх по Кубани примечать их: они оказалися фуражирами, так как в этих местах были некоторые татарские деревни. Весь сей день был употреблен для перепечения хлеба и устроения вагенбурга, чтоб на всякий случай быть готовыми. Перед вечером соединился с корпусом отряд бригадира Беервица благополучно*; к ночи был отряжен секретный разъезд вверх по Кубани, который приметил во всю ночь огни около того места, где после был турецкий лагерь. Сигналов в эту ночь никаких не было.
*) Отряд составляли: Владимирский пехотный полк; Каргопольский карабинерный полк; два эскадрона драгунского Астраханского полка (Кавказский Сборник т. XV, стр. 4).

27 числа. Опыт сделан был у нас боевого, данного мною, порядка; войска оказались во всех частях исправными и исполненными усердием. Вскоре после вступления нашего в лагерь, примечена была великая пыль в горах как бы от большой идущей колонны; сия пыль продолжалась от малого Зеленчука до Кубани по весьма известной мне дороге, которая весьма видна нам была с возвышенного места, расстоянием от нас верстах в 60¹⁰. Не трудно было ожидать намерения неприятеля. Я оставил вагенбург [11] свой под надежным прикрытием и, взяв провианта с собой на 4 дня, пошел в поход и стал лагерем на прежнем своем месте на речке Подбаклее¹¹, 16 верст от бывшего расстоянием от места, куда неприятель тянулся, верст около 18-ти.
Корпус. который при мне находился, состоял из 3600 боевых чинов, а всех на все было 4000 людей. Пушек со мною было от парка 6 и 12 полковых.
Сегодня возвратился к новый наш лагерь посланный обер-квартирмейстер, привез известие, что генерал-майор Булгаков, подняв свой лагерь, приближается ко мне с тем, чтобы купно действовать со мной.

28 числа. Посланы были сильные разъезды к Кубани и посредством их примечен был неприятельский лагерь уже на правой стороне Кубани, для укрепления которого турки работали прилежно¹². Еще примечена была беспрестанная пыль за Кубанью по той дороге, по коей турки шли и многие толпы горских народов, по высотам тянущимся все к оному лагерю. В случившихся, во время рекогносцирования, стычках захвачен был один казак и уведен неприятелем.
Все сии обстоятельства подали мне мысли: 1) что Батал-Бей еще не совсем в сборе; 2) что, по прилежному укреплению лагеря на самом броде, он приготовляет себе свободную ретираду, — следовательно трусит; 3) что по незанятию высоты, лежащей противу его лагеря¹³, которая составляет Кубанский берег от самых ущельев до Невинного редута, он не разумеет своего ремесла, или слишком надеется на свои силы¹⁴. Я решился занять сию высоту, около 3-х верст от его лагеря, дабы, но обстоятельствам, атаковать или принудить его к бою и, по крайней мере, держать его в виду, пока генерал-майор Булгаков успеет соединиться со мною. Сие предприятие не было однако ж без затруднений: надо было делать две переправы и лезть на высокую гору; местоположение [12] мне все известно было; я стоял уже прежде сего на том самом месте, где был турецкий лагерь, даже и самой той высоте, которую я хотел захватить от неприятеля, имел я более месяца свой лагерь. Я собрал вечером моих сотоварищей и объявил им мое намерение. Они были все согласны, представляли однако ж, что лучше будет выполнить сей предмет в ночи, особливо потому, что корпус наш невелик в рассуждении неприятельских сил, а турки имели случай узнать состояние наше чрез захваченного казака, на что я и согласился. Сделав нужные учреждения, пошли мы в поход около 10 часов вечера. Ночь была претемная, и шел небольшой дождь; но сколь ни осторожны были приняты меры, чтоб друг от друга не отдаляться, как ни известны самим нам были дороги, и сколь ни исправны были наши проводники, однако ж мы заблудились при самом почти выходе из лагеря и друг друга отыскать не могли. Сигналы и шум были накрепко запрещены, выключая одной встречи с неприятелем, даже и собак не велено при себе иметь. Всякий проводил ночь, кто где находился в немалом беспокойстве.

29 числа. На рассвете нашлось, что колонны были около 5 верст одна от другой; та, которую вел бригадир Беервиц, попала на переправу через Подбаклею¹⁵. Мы приметили, что наша неудача шла к лучшему: переправа была столь трудная, что мы в темноте ночи никак не могли бы переправиться. Корпус начал переправу с самого утра и продолжал оную до полудня. Для прикрытия оной посланы были сильные партии к турецкому лагерю и перепалки бы ли горячее прежних¹⁶. Лагерь был занят при переправе, верст около 10-ти от турецкого. Я известился, что генерал-майор Булгаков будет иметь того дня ночлег при Невинном мысе, верстах в 60-ти от меня. Перед вечером примечены были по верхней дороге¹⁷, идущей от турецкого лагеря через Белую мечеть в Кабарду и в Георгиевскую крепость, [13] большие толпы и даже обоз. Сие движение привело меня в крайнее сомнение. Я чувствовал, коль скоро Батал-Бей примет марш к Куме и утвердится в Абазинских горах, то соединение с кумскими татарами и абазинцами, равно как с кабардинцами и шахом, запретить ему не будет возможно, и что вся граница Кавказская в наибольшей опасности. Нельзя было терять времени: — Белая мечеть расстоянием от турецкого лагеря только на один переход. Когда Батал-Бей захватит Беломечетские дефилеи и переправу через Куму, то дойти до него между вершинами Танолыцкими и Тахтамызскими и атаковать его почти не было бы возможности; напротив того он свободен был вести себя по обстоятельствам, как бы ему захотелось, и тогда трудно бы было предвидеть, которые мог ли бы из сего следствия произойти. при том я не мог точно отгадать намерения его из сего движения. Он волен был идти мимо меня по верхней дороге, оставить сильный пост на Куме для наблюдения моих движений и прямо следовать в Георгиевскую крепость; или он мог бы равно отделить от себя сильный отряд по сей дороге мне в тыл и во фланг, а между тем атаковал бы меня спереди, или мог бы удержать меня, если бы я вознамерился идти на его лагерь, что после и оказалось. Я послал в сию ночь секретные разъезды во все стороны и перед конною цепью кругом всего лагеря лежала пехота в траве; движения неприятельские слышны были во всю ночь, но сигналов никаких не было. Сие тесное положение, в котором я находился, не могло быть продолжительно; все приготовлено было к какому-нибудь важному приключению на сей границе и все извещало меня о приближении оного. Надеясь на помощь Божью, решился я в ночи атаковать неприятеля на рассвете.

30 числа. Едва только стало видно, я собрал своих сотоварищей и, объявя им свое намерение, изъяснил при этом, что я нахожусь в таких обстоятельствах, что, не дождавшись прибытия генерал-майора [14] Булгакова, необходимо должен атаковать неприятеля, что ежели я дам ему только свободу еще ныне, то потеряю не только Куму, но может быть и всю границу. К тому же и хлеба более не было, да и подвозить провиант из вагенбурга ни время, ни положение наше не позволяли. Приказано было тотчас варить кашу, дабы люди не были слабы в драке, а между тем сделаны были нужные приготовления и отданы приказания. Около 6 часа утра тронулся авангард, составленный из 700 человек разного рода войска, с двумя пушками под предводительством, много уже раз испытанного, офицера майора Князя Орбельянова. Он имел повеление поспешно занять командующую высоту за левою вершиною Подбаклея, в 4 верстах от российского лагеря¹⁸, и держать оную до прибытия корпуса до последнего человека. Вскоре после отправления авангарда, вдруг палатки были сняты и корпус выступил в поход в 5 колоннах; на самом выходе получил я известие от генерал-майора Булгакова, что он ныне подымется от Невинного мыса и надеется быть к ночи к Кубанскому редуту, где учрежден был мой вагенбург. Но жребий был кинут, авангард приближался уже к высоте, и перепалки начались со всех сторон. В самое то время, как корпус тронулся, пошел дождь — российская счастливая примета, которая и сбылась и в тот день более нежели ожидать можно было. По нашему уже несомнительному движению горы около Танлыцких и Тахтамисских вершин зачернились, и из разных мест поспешали сильные толпы горских народов, дабы заградить нам дорогу¹⁹. Князь Орбельянов успел однако ж занять высоту, и как пехотные колонны принуждены были обходить левую вершину Подбаклейскую, по причине крутой и топкой переправы, то я взял немедленно кавалерию²⁰ и поспешил подкрепить авангард, который был версты с полторы от сей переправы. Часть горских народов при была уже к боевому месту, и сильные начались перепалки. [15] Приметив, что немалая часть турецкой пехоты с артиллерией так же прибыла уже и беспрестанно прибавлялось оной более из лагеря, я послал к нашей пехоте поспешить с артиллериею ко мне. Турки, растянув свою линию по-над речкою Тохтамысом, открыли свои батареи. Вскоре после их скорых выстрелов, артиллерии майор Афросимов поспешил с своею батареею, равно и пехота немедленно примкнула ко мне. Горские народы, бывшие в то время в великом уже сборе, сделали общее с турецкою кавалериею сильный ударь на мой тыл и оба фланга, отчего часть конницы моей несколько потерпела и придалась к пехоте, но резервы вышли и кавалерию опять смяли и опрокинули оную. Фрунт наш занят был во все время самими турками и сражение продолжалось уже во всех частях с разными переменами около двух часов; но решительного еще ничего нельзя было применить; между тем артиллерии майор Афросимов успел сбить неприятельские батареи на правом их фланге; огонь примечен был реже и гораздо слабее. В то время приказал я ударить правому моему крылу, под командой бригадира Беервица, прямо на неприятельское левое, и для подкрепления его следовала вся кавалерия правого крыла, равно и все легкие войска с полковником Буткевичем; с левого крыла отрядил я кавалерийскую колонну под командою полковника Муханова, с тем чтобы ударить на неприятельское правое, ворваться в пехоту и опрокинуть оную, а для подкрепления всей атаки и для прикрытия тыла колонн следовала за ними остальная пехота. Турки, не выдержав удара, расстроились, опрокинуты были и старались спасаться бегством без малейшего порядка; наши преследовали их во все стороны, многих убили, а иных взяли в плен: в числе первых был и один Паша*; примечено было в горских народах, что их атака гораздо ослабела, как [16] скоро они увидели, что мы идем прямо на турецкую линию и даже до того, что большая их куча, состоявшая тысяч из 5, отъехала несколько далее назад и остановилась на возвышенном месте, дабы смотреть, кому судьба определит победу, и коль скоро они увидели, что турки уже разбиты, то ускакали и исчезли из виду. Большая часть Закубанских черкесов бежала обще с турецкою кавалериею в лагерь, который они тогда разграбили сколь успеть могли в скорости; пушек с патронными ящиками отбито было в поле 11; другие же увезены турками заранее в лагерь.
*) Аджи Мустафа-паша, под начальством которого были сражавшиеся турки (Бутков. Матер. к Новой Истории Кавказа).

В 4-м часу пополудни спустился я со всеми войсками с высоты Кубанского берега, собрал и устроил корпус, велел взять из ящиков патроны, определил прикрытие к неприятельской артиллерии и к пленным и остановился в виду турецкого лагеря, который был от нас версты 2 с небольшим. В помянутом лагере видно было еще много людей, которые приготовлялись к защищению оного, при том так же приметить можно было в нем великое беганье, о котором я судил, что турки расстроены и не знали что делать. Я решился атаковать их лагерь, не теряя времени, и воспользоваться своим счастьем, хотя большая часть моих сотоварищей были противного мнения, представляли мне, что люди устали, что у них мало осталось патронов, что довольно уже сделано в этот день и что и ночь уже недалека. Я тронулся с корпусом; но, как турки ожидали нас прямо на лагерь и к тому приготовились, то я пошел несколько верст по дороге в горы²¹ и совсем не на лагерь, но вдруг повернулся против правого фланга, который укреплен был слабее других сторон. Увидев сей поворот, турки вышли из лагеря не далее версты от оного, конницею, которая вступила с нашими в сражение, но сие был лишь один вид, чтобы дать пехоте несколько времени убраться за Кубань. Мы опрокинули ее, шли стремительно и овладели турецким лагерем почти без малейшего сопротивления. [17] При оном взят был Батал-Бей с его чиновниками и многими другими турками в плен; едва могли спасти жизнь реченного сераскира, и он сколько ни кричал и просил помилования, объявляя свой чин, из окружающих его иные были уже изрублены, а другие ранены, но егери-карабинеры подоспели к нему и спасли его. В турецком лагере взяты были еще 19 медных пушек и походная мортира, много ящиков пороху, свинцу, инструментов и разных припасов, и хотя черкесы успели уже ограбить турецкий лагерь, но все еще нашлось много добычи разного рода, которая досталась победителям. Так кончился день, который останется навсегда памятен для жителей Кавказа, с коим исчезли навсегда дальновидные неприятельские планы, так что и следов не осталось после оных. Войска ее Величества одержали совершенную победу, с весьма малым уроном*, многие имели случай отличиться пред прочими, но все оказали единодушное и отличное усердие. Имена первых внесены в особливой и подробной о сем сражении реляции, выключая сражения. Некоторые из них были мне особливыми помощниками в сих тесных и прекрутых оборотах, в которых я находился от самого 22 числа, и их усердие к службе и рвение заслуживают не токмо мое всегдашнее признание, но и награждение от верховного начальства.
*) Мы потеряли убитыми: одного казачьего старшину и 26 нижних чинов и ранеными: одного офицера и 114 нижних чинов (Там же).

Майор князь Орбелианов, войска Донского полковник Луковкин, капитаны: Деконской и Струков, поручик Пищевич²², подпоручики: Энгельман, Струков, Шелевской и Козлов, обер-квартирмейстер Штедер и адъютант мой Казаринов, употребляемы мною были беспрестанно и ежечасно с великою пользою. Их неутомимое усердие весьма меня облегчали и не мало способствовали ко всеобщему благу. Я не могу кончить журнал сей достопамятной кампании, не сделав [18] еще некоторых примечаний. Есть без малейшего сомнения Провидение Божие, которое управляет нашими деяниями, не токмо важными и касающимися до благополучия какой-нибудь знатной части человеческого рода, но даже и теми, которые кажутся маловажными и коих следствия от наших глаз сокрыты. Российские войска испытали сие очевидно над собою во все время сей кампании. Все приключения, которые казались нам противными, шли к лучшему. Но как Бог помогает обыкновенно только трудящимся и неусыпно старающимся выполнять долг, который на них возложен, да позволено мне будет здесь судить о человеческих делах, как человеку, Батал-Бей не мог обнять сию великую машину, которую дали ему в руки; даже он не умел порядочно завести оную, и поведением своим нимало не оправдал сделанной ему доверенности. Первая и самая главная ошибка его была в том, что он остановился на Кубани без всякого предмета и потерял трои сутки, невозвратные для него, по тогдашнему положению границ, на пустое укрепление своего лагеря, и тем самым не только потерял он доверенность у горских народов, но и дал нам время исправиться и узнать его поближе. Если бы он шел нимало не останавливаясь на Кубани, прямо по верхней дороге к Белой мечети и, переправясь чрез Куму, утвердился бы в Абазинских горах, атаковать нам его не токмо было бы трудно, но почти и невозможно. Он имел свободное время делать движение сие беспрепятственно. Батал-Бей, имевши способность скрыть от нас посредством гор свое намерение, прибыл нечаянно 27 числа к Кубани и переправился через сию реку. Еще было довольно рано и часа четыре оставалось до ночи. Я был от него более 25 верст прямою дорогою, которою не мог идти с корпусом, обходя около 30, а от Белой мечети около 40 верст; он же, напротив, находясь от последнего места не более 20 верст, мог бы быть там того же числа в ночи, или 28 весьма рано. Я, идя наудачу [19] и почти в отчаянном положении, мог едва достигнуть дотуда в самую ночь 28 числа. Разные народы, бывшие уже давно в готовности, начиная от самого Дагестана и ожидая только Батал-Бея, соединились бы с ним без всякого сомнения, и если бы войска наши, бывшие соединенными в корпусах и отрядах, и остались целыми, дрались бы и даже победили бы после неприятеля, но большую часть селений и жителей тогда спасти никак нельзя было бы.
Во время самого сражения турки сделали три непростительные ошибки: первую, что не заняли, или не употребили все силы для отбития от нас высоты; вторую, что не тянулись вверх по Тахтамысу и не заняли возвышения влево от российского корпуса, которое я не мог держать по малому числу войск; а третью, что дали бой в таком, невыгодном для них месте, где их артиллерия, хотя и шибко и проворно действовала, но вредить нам почти не могла.
С нашей стороны также разные были ошибки: корпус г-на генерал-поручика Розена находился без всякого предмета и пользы около Лабы, по совершенному незнанию неприятельских намерений²³. На самой линии стоял корпус генерал-майора Булгакова, около Прочного окопа без всякого употребления; а он мог бы идти на Лабу и купно с генералом Розеном остановить неприятеля, не дойдя до сей реки. Я же сам, сошед без всякой основательной причины с важной позиции моей при Кубанском редуте, открыл Кубань переходом моим на песчаный брод, как будто вся опасность уже миновалась. Я мог бы тогда, равно и в то место доставить себе провиант и с добрым распоряжением иметь корм для лошадей, или, лучше сказать, я должен бы был сберечь оный с начала и ожидать того, что легко предвидеть можно было. Мы знали уже и довольно верно, что Батал-Бей прибыл около половины Сентября на Лабу. Тогда мы имели время еще соединиться и идти ему навстречу. По сомнительным и нетвердым распоряжениям нашим, [20] потеряли мы время, навлекли на себя сомнения горских народов и тем самым подвергли границу такой опасности, что Батал-Бейская экспедиция могла бы легко переменить театр войны, ежели бы оная была в других руках; но все сии ошибки поправлены были неисповедимым Провидением Божьим и особенным России счастием, и окончились благополучно.

Примечания к журналу Генерала от Инфантерии Ивана Германа.

[21]
1. Урочище Песчаный брод находилось на левом берегу р. Кумы, верстах в 8-9-ти ниже ст. Суворовской. На подробной карте России, ч. XV изд. 1795 г. на этом месте значится редут. Редут этот носил названия «Песчанобродского» и «Кумского», сохранив их даже после перестройки старого редута на новый штерншанец, названный Кумским. На неизданной карте Кавказской линии конца прошедшего столетия Е. Д. Фелицына Кумский штерншанец обозначен на левом берегу р. Кумы, в 9 вер. к востоку от стан. Суворовской, в том месте, где впадают в Куму с правой стороны р. Горькая и с левой — р. Идар-Су. Затем на той же карте показан еще редут Кумской (он же Овеченский) в вершинах р. р. Овечки и Танлыка,(т. е. там, где обозначен Кумской редут на карте самого ген. Германа).

2. Фамилии Мансуровых и Ахловых ногайского племени, а не Абазинские князья, как ошибочно полагал генерал Герман.

3. От Песчаного брода отряд Генерала Германа пошел на запад и остановился, вероятно, на левом берегу р. Танлыка в 7½ верстах от нынешней Суворовской станицы.

4. 23 Сентября отряд продолжал движение на запад, прошел мимо Кумского редута, затем повернул к сев.-зап. и остановился лагерем на правом берегу реки Овечки, близ того места, где она изменяла свое северное направление на северо-западное. Подлинная карта Германа, составленная на основании глазомерной съемки пройденной им местности, не отличается точностью и в особенности страдает погрешностями в начертании рек. В виду этого мы признали необходимым приложить к журналу Германа современную нам карту с обозначением на ней передвижений русского и турецкого отрядов, и всего хода сражений 30 Сентября. Под именем Подбаклеи следует подразумевать переделанное русскими на свой лад ногайское название р. Овечки — Батмаклы, что в переводе на наш язык означает — топкая река*. Под этим же названием река эта значится и на неизданной карте Е. Д. Фелицына.
* Вообще с приходом русских на Кубань они по своему переделали названия многих речек, местностей и т.п. Так напр. турецкое название речки Инджик-су русские переделали в Зеленчук. [22]

5. Кумской редут показан на карте Е. Фелицына там же, где он значится и на карте Германа, т.е. в вершинах р. р. Батмаклы (Овечки) и Танлыка.

6. На подробной карте России изд. 1795 года Кубанский редут значится на возвышенности правого Кубанского берега между впадающими в Кубань речками Овечкою и Жмуркою. На карте же Е. Д. Фелицына он показан у самого впадения р. Келты (Жмурки) в Кубань.

7. Не подлежит сомнению, что турецкий лагерь находился на левом берегу р. М. Зеленчука, в 4-х верстах ниже нынешнего селения Атажукинского, там, где существует и поныне хороший брод через реку и пролегает дорога к Баталпашинску.

8. В помещаемом здесь же, вслед за сими примечаниями, рапорте князю Потемкину от 8 Октября №5 Булгаков объясняет причины, по которым он не мог принять участия в отражении турецкого корпуса Батал-паши.

9. Высоты между Кубанью и М. Зеленчуком на запад и северо-запад от ст. Баталпашинской.

10. От Кубанского редута в сторону М. Зеленчука нельзя видеть на 60 верст. Это вероятно описка или опечатка. От Малого Зеленчука к Кубани есть несколько дорог чрез Эль-бурган и ниже его и самая дальняя из этих дорог, видимая с того редута, отстоит от него на 25—30 верст.

11. В примечании 4-м было уже указано место ночлега отряда генерала Германа на нравом берегу р. Овечки. От того места до предполагаемого турецкого лагеря по прямой линии будет верст 18-ть, а до Кубанского редута верст 14-ть. Впрочем, безусловно принимать все расстояния, указанные в журнале, не возможно, и очевидно и сам Герман считал их приблизительными.

12. Соображаясь с содержанием журнала и картой Германа и с топографией данной местности и ссылаясь также на «Материалы к новой истории Кавказа» П. Буткова, мы пришли к заключению, что Батал-паша переправился с своими войсками на правый берег Кубани по двум бродам: по тому, что против устья р. Джеганаса, и другому, который ниже первого верст нанять, около покинутого аула Мусы Туганова. В указанных местах и теперь есть броды и есть дороги, идущие с левого возвышенного берега к тем бродам; вероятно и в старину здесь были и броды, и дороги, ведущие к ним с обоих берегов. О месте переправы и о лагере Батал-паши П. Бутков говорит: «следуя от р. Лабы и М. Зеленчука, Батал-паша 28 Сентября переправился на правый берег Кубани, близ устьев р. Джеганаса, по двум [23] мелким бродам против Воровсколесского редута*, а затем, …«имел свой лагерь на реке Тахтамысе, при горе сего имени». На карте Германа лагерь Батал-паши показан между р. р. Тохтамысом и Батырсу, в 3 верстах ниже впадения последней в Кубань. — Выше уже замечено было, что карта Германа страдает неправильностями начертания рек. Герман ошибочно принял нижнее течение маленькой речушки, значащейся на карте Е. Фелицына под именем Кенсендык, за устье р. Тохтамыса (Абазинки) и это обстоятельство лишало до сих пор возможности определить точно место переправы и лагерь Батал-паши, так как на современных нам картах устье Тохтамыса (Абазинки) показано на 6 верст далее того места, где обозначено оно на карте Германа. Существовавшее на этот счет недоразумение вполне разрешается теперь картою Е. Д. Фелицына, на которой мы встречаем и название загадочной р. Батырсу (Джегонас). — По разъяснениям Е. Д. Фелицына оказывается, что верхнее течение этой реки известно было у ногайцев в прошедшем столетии под именем Джегонаса, тогда как нижнее называлось Батырсу, что означает чистая прозрачная вода. Если принять во внимание, что на карте Е. Фелицына расстояние между устьями р. р. Батырсу и Кенсендыка (6½ вер.) — оказывается почти таким же, как и расстояние между р. Тохтамысом и Батырсу на карте Германа (6 вер.), то не остается ни малейшего сомнения в том, что переправа и лагерь Батал-паши были в 7 верстах выше Баталпашинска, на равнине, расстилающейся между р. р. Джегонасом и Кенсендыком, несколько выше устья последней, где и поныне видны следы окопов, братские могилы и курганы.
* В то время Воровсколесского редута не существовало. Таковой построен был в 1792 году недалеко от нынешней ст. Воровсколесской. В старину Воровским лесом (так назывался он потому, что в нем укрывались воровские, хищнические партии черкесов) назывался лес, росший на возвышенностях между реками Джеганасом, Абазинкою и Тамлыком. Против переправы Батал-паши через Кубань в 1790 году, как раз на том самом месте, где находился его лагерь, на карте К. Фелицына значится Тохтамышский редут. Очень возможно, что он назывался и Воровсколесским.
В 1792 году для наблюдения за Воровским лесом был построен в верхнем течении р. Тамлыка редут Тамлыцкий, который служил промежуточною связью между Кубанским и Кумским редутами.

13. Высоты, лежащие против устьев р. Кенсендыка и хутора Валуйского. Расположением на этих высотах Батал-паша прикрыл бы обе дороги, пролегавшие от Кубани к Куме и далее в Кабарду. Впрочем, верхняя дорога была неудобна для движения обозов и артиллерии, а потому Батал-паша рассчитывал воспользоваться и нижнею дорогою, пролегающею [24] по правому берегу реки Абазинки (Тахтамыша), что и привел в исполнение 30 Сентября, хотя и неудачно, так как потерпел поражение от русских.

14. Высоты эти, командуя над всею окружающею местностью, действительно представляются наиболее выгодным стратегическим пунктом. Очевидно Батал-паша не знал этого.

15. Вышедшие из лагеря колонны в 10 часов вечера проблудили в степи на восток от р. Овечки. Колонны, вероятно, имели назначение продвинуться к югу, достигнуть вершин р. Овечки, переправиться там и занять Тахтамышевские высоты. Из этих колонн только колонна Беервица попала куда следует и то, вероятно, благодаря движению правым берегом реки Овечки, а остальные войска, проблудив до утра, заночевали в степи отдельно одна колонна от другой.

16. Отряд генерала Германа переправился чрез р. Овечку (Подбаклею) верстах в 7 выше лагеря. Прикрывавшие переправу пикеты и патрули были выдвинуты на высоты правого берега р. Абазинки и далее к западу.

17. Ближайшею к турецкому лагерю верхней дорогой в Кабарду надо считать дорогу, пролегающую по возвышенности правого берега Джегонаса (Батырсу), которая на карте Германа не показана.

18. «Командующая высота за левою вершиною Подбаклейскою» — это возвышенность, которая тянется по правому берегу реки Абазинки против истоков р.р. Овечки и Топки и далее по направлению к западу, где ныне хутор Валуйского. На эту-то возвышенность и двинулся авангард князя Орбельянова, прикрываясь цепью конных казаков и фланкеров. Почти одновременно с нашим авангардом на ту же высоту, но с противоположной стороны, подымаясь, гио переходе на правый берег р. Абазинки (Тахтамыша), наступали турки, вероятно, с целью занять высоты и тем прикрыть нижнюю дорогу. Для турок встреча с русскими была неожиданная, так как, несмотря на свое превосходство в силах, они не могли оттеснить русских и принуждены были принять бой в самом невыгодном для себя положении. Так например наш левый фланг, состоявший первоначально из авангарда князя Орбельянова и впоследствии подкрепленный другими колоннами, с успехом отражал неприятельские войска, бросавшиеся на него во фронт и в тыл; турецкая же артиллерия, как пишет генерал Герман, «хотя шибко и проворно действовала, но вредить нам не могла», потому что турецкие батареи были расположены ниже наших. Тыл боевого расположения турок был обращен к р. Абазинке.

19. Нужно полагать, что горская конница утром, 30 Сентября, двигалась к Куме по верхней дороге правым берегом [25] реки Джеганаса. Заметив наступление авангарда, черкесы свернули к реке Абазинке и кинулись на русских, но фланкеры и казаки отбросили их.

20. Колоннами нашего отряда в бою 30 Сентября командовали: бригадиры Беервиц и Матцен и полковники: Муханов, Чемоданов и Буткевич (последний командовал кавалериею).

21. Отряд пошел низом у подошвы возвышенностей от хутора Валуйского к поселку Джеганасскому. Здесь под выражением «в горы» нужно подразумевать Кавказский хребет.

22. Из неизданных материалов для истории Кубанской области Е. Д. Фелицына видно, что этот же самый Пищевич отличился и при взятии крепости Анапы ген.-анш. Гудовичем в 1791 году.

23. В данном случае ген. Герман ошибается: из тех же материалов Е. Д. Фелицына усматривается, что еще в начале Сентября на марше к Тамани, при выступлении с р. Кирпилей, барон Розен получил уведомление от ген.-анш. Коховского и князя Потемкина о движении турок к Кабарде и потому Розен направил свой путь к устью Лабы, а 21 Сентября дал знать о своем движении графу де Бальмену и послал ему маршрут с тем, чтобы он мог известить его, если бы потребовалась помощь к отражению корпуса Батал-паши, но де Бальмен, по случаю тяжкой болезни, ничего ему не ответил. — Более подробные сведения о намерениях Батал-паши бар. Розен узнал из показаний узденя Хамурзы Магомета, взятого в плен бригадиром Поликарповым 21 Сентября, когда турецкий корпус уже перешел Лабу и находился вне сферы влияния отряда Розена. Таким образом бар. Розен лишен был возможности приостановить дальнейшее движение Батал-паша к Кубани, но зато своими действиями за Кубанью он значительно способствовал к отвлечению горцев, которые в противном случае могли бы присоединиться к туркам и увеличить их силы. Обвинение в бездействии бар. Розена нельзя поэтому признать основательным.

2-го Хоперского казачьего полка
Подъесаул Толстой.

Рапорт генерал-майора Булгакова князю Потемкину от 8 Октября 1790 года.

[27]
От господина генерал-майора Германа полученный мною рапорт с подробным описанием действий его при разбитии неприятеля, равно и о уроне с нашей стороны при особом его рапорте доставленные ведомости в оригинале почтеннейше Вашей Светлости поднести честь имею. Не могу донести Вашей Светлости уверительно о числе неприятельского войска сходно с показанием господина генерал-майора Германа и хотя справедливо подтвердить должен одержанную над неприятелем им победу, но так как он считает в великом числе бывшее турецкое войско, а полагает побитым его на месте только тысячу человек, найденных над Кубанью более трех сот слабых и умирающих, то нельзя однакож заключать, чтоб кроме горских и черкесских народов с ними находившихся и кои при поражении турок разбежались в горы, из последних многие не спаслись; я должен при сем случае изъяснить причины, по которым я, имевши от покойного господина генерал-поручика и кавалера графа де Бальмена предписание, чтоб, переправясь Кубань у Невинного мыса, или где удобнее будет, соединенно с отрядом господина Германа, приняв войска в мое командование, поразить и атаковать неприятеля не участвовал; получил я то предписание 27 Сентября, находясь на Овечьем броду, и дал знать тогда же ему, господину Герману, чтоб он со мною соединился, взял путь мой к Невинному мысу, не получа от него уведомления, куда прибыв 29 числа, известился чрез посланного с пути, что неприятель уже на нашем берегу, против самого отряда [28] господина Германа в дефилеях и крутых горах, из коих, как я после видел, выйтить ему настояла самая величайшая трудность, а артиллерию вывести паки за Кубань невозможность, принужден отложить переправу мою у Невинного мыса, а спешил к совместному с господином Германом поражению его на нашей стороне, дал знать и ему господину Герману, где я нахожусь и в какое время могу прийтить к нему, а потому в одни сутки перешел более семидесяти верст; между тем, толпы неприятельские по ту сторону Кубани надзирали движение мое и, наконец, главный неприятельский отряд, стоящий противу его, видя приближение мое, отважился до прибытия моего атаковать его; с достижением же моим, на рассвете 1 числа Октября, к вагенбургу его получил от него рапорт. что неприятель разбит, следовательно уже мне, до моего прихода разбитого и разбежавшегося неприятеля атаковать не было возможности и по сему самому то данное мне повеление осталось не выполненным и неприятель, ежели в не малом числе ушел (чего однако ж не быв я свидетелем, сказать не могу), имел случай то сделать, смотря по местоположению, в коем был неприятельский лагерь; бесполезна б была переправа моя на атаку его с тыла с той стороны Кубани, поелику крутость гор и буераки тому препятствовали б, а потому и отряд мой не мог бы иметь никакого действия. Полученное ж мною известие, что жизнь командовавшего Кавказским корпусом господина генерал-поручика графа де Бальмена уже отчаяна, понудило меня скорее прибыть в Георгиевск. Батал-пашу с его свитою и взятые пушки предписал я привезти в Георгиевск, а о доставлении его к Вашей Светлости испрашиваю повеления. За долг поставляю Вашей Светлости донести, что разбитие турецких сил совершенно пресекло злонамерения Кабардинцев, клонящееся к возмущению; они теперь весьма покойны и ожидать нельзя, чтоб со стороны их восстал мятеж, к чему на пред сего не мало способствовал [29] господин генерал-майор и кавалер Савельев, употребя на то разные средства и не малые издержки, что усмотреть изволите из подносимого при сем оригиналом его рапорта, поданного им к покойному господину генерал-поручику и кавалеру графу де Бальмену. Слух о победе турок уничтожит конечно и намерения Чеченских народов, кои до того хотели напасть на наши границы со стороны Кизляра, к отвращению чего предприняты меры и взята нужная осторожность.
Взятые при разбитии неприятеля трофеи с сим честь имею Вашей Светлости представить.

Генерал-Майор Сергей Булгаков.

№ 5, Октября 8 дня, 1790 г. Благополучный Георгиевск.

Превосходительному генерал-майору Сергею Алексеевичу Булгакову.

Рапорт

Минувшего Сентября, 30 числа, донес я Его Сиятельству господину генерал-поручику командующему Кавказским корпусом и разных орденов кавалеру графу Антону Богдановичу де Бальмену, что помощию Божиею и храбростию ее Императорского Величества войск турецкий Батал-наша совершенно разбит, весь его лагерь, тридцать пушек и сам он в наших руках. Одержание победы и истребление столь сильного и важного для здешней границы неприятеля я на себя взять не могу: мне помощников и усердных слуг много было, как из следующего описания моих движений и последовавшего сражения с неприятелем 30 Сентября, Ваше превосходительство яснее увидеть изволите. 20 числа Сентября, бывши уведомлен об [30] точном приближении неприятеля, идущего в горах от Лабы к Кубани с вверенными мне войсками шел форсированными маршами от Пещаного брода, на Куме, к Кубани; 23 числа из далека слышны были неприятельские сигнальные выстрелы для горских народов и по примечанию из больших орудиев; 25-го Батал-паша прибыл, по заключению его выстрелов, на реку Малый Зеленчуг, верст около тридцати от моего лагеря и для точного узнания отправил я отборных трех казаков, которые подкрались до самого его стана и чрез их узнал я, что он на Малом Зеленчуге стоит, на самой переправе, имея дефелеи и каменные горы в руках и свой путь к Кубани свободный; 26-е число прошло с обоих сторон друг друга на рассматривание; 27 числа его войска показались на Кубани, около называемого Каменного брода, — верст 27 от моего лагеря; оставя тяжелый свой обоз на самом берегу Кубани, с прикрытием в вагенбурге, шел ему на встречу по речке Подпакле, чтоб удержать горы Тахтамысские и ему запереть путь в Кабарду, куда его стремление было; 28-го Батал-паша, по-видимому, со всеми войсками перебрался на сию сторону и я приближился ему; 29-го в верх по той речке переправяся оную и стал верст около пятнадцати от неприятельского лагеря; 30-го шел я с войсками мне вверенными, надеясь на помощь Божию, атаковать укрепленный его лагерь; шел я в пяти колоннах, и сколь скоро тронулся от своего места, — фланкеры изо всех сторон немедленно меня уведомили, что большие и частые толпы черкесской и горской кавалерии из ущелин и лесов идут на встречу, и только было время всех фланкеров и казаков под общую команду Астраханского драгунского полка секунд-майора князя Арбелианова соединить, которому я приказал поспешно занять высоту над Тохтамысом, как уже перепалка началась. Правая колонна кавалерии под командою господина полковника Буткевича и левая под командою господина полковника Муханова скоро поспешали [31] на гору и тем самым дали время пехоте и артиллерии подойти; господин бригадир и кавалер Матцен с среднею отменно поспешал на гору, так же и егерская колонна под командою господина бригадира барона Беервица скоро подоспела; в сие время турецкая пехота, идя весьма поспешно из своего лагеря под предводительством Аджи-Мустафы-паши к соединению горским народам, почти на место сражения поспела с нами вместе, и едва выстроились колонны, то сильная пушечная пальба уже открылась из обеих сторон; артиллерии господин майор Афросимов немедленно устроил свои батареи и сей искусный и неустрашимый офицер столь удачно огонь свой произвел, что после полчаса сбил неприятельские батареи на правом его фланге. Между тем как сие происходило черкесы и горские народы стремились взять у меня тыл, но господин полковник Буткевич с своею бригадою дал им сильный и храбрый отпор и обратил их в бег, к тому-ж способствовал весьма с своими резервами господин бригадир и кавалер Матцен, оного полка секунд-майор Штейнгель и артиллерии подпоручики Уваров и Мауринов, подвозя с отменною скоростию орудии, где надобно было; Донской полковник Луковкин с казаками также не мало в том имел участие. В это время отрядил я с правого фланга колонну егерскую под командою господина бригадира барона Беервица на неприятельский левый фланг, на который так жестоко наступил, хотя неприятель с своими пушечным и ружейным огнем сильно противился и как в самом том времени поспешил к егерям господин полковник Муханов с Астраханским полком, имел жестокое сражение с турками и черкесами, врубился в турецкую пехоту и купно действовал с егерскою колонною; пушки были взяты и левый фланг неприятельский сбит. С левого нашего фланга колонна пехотная господина полковника Чемоданова подошла к правой неприятельской и неприятельские пушки были оставлены. Средняя — [32] сошла с горы; войска в великом восторге закричали «ура»! и все неприятельские силы рассыпались; неприятель был преследован вплоть до его лагеря, и хотя возможно бы было многих взять живых, но редко кто спасся и удержать войско без истребления бегущего неприятеля средства не было. Сойдя с горы, собрал я войска в разные места преследовавших неприятеля и шел к его лагерю, зайдя с правого его фланга; на встречу вышли верст около двух от лагеря толпы черкесов, но они скоро были прогнаны фланкерами, при котором случае отличил себя весьма Ростовского карабинерного полка ротмистр Шрейдер и был ранен, а приметя волнение в турецком лагере, перебирающихся чрез реку на ту сторону турков, послал я под командою господина полковника Буткевича всю свою кавалерию прямо в лагерь с подкреплением пехоты и предводитель турецкий Батал-паша, видя совершенную свою погибель, выехал с своею свитою на встречу к нему и отдался в плен и весь его лагерь с довольными разными воинскими и другими припасами и не малою добычею остался в руках наших. Сия совершенно одержанная победа с весьма малым уроном от нашей стороны и состоит в одном обер-офицере, одном старшине и двадцати шести человек нижних чинов убитых и раненых: в одном обер-офицере и в ста четырнадцати человеках нижних чинов. Успел я занять самую высоту и неприятель принужден был стрелять с низу все на олевацию и ядра его или не долетали, или чрез нас шли, а как огнем господина артиллерии майора батареи неприятельские сбиты были, колонны вдруг шли на его и от страху все побежали. Неприятельский урон весьма велик: на месте сражения, где убит Аджи-Мустафа-паша, и по полям в плоть до его лагеря более тысячи убитых лежало, много найдены понад Кубаном и много в той реке потонули и ежели бы не ночь достигла и можно бы было тотчас неприятеля преследовать, редко кто бы спастися мог. На другое [33] утро отправлено с обер-квартирместром Штедером четыре эскадрона Астраханского полка и двести казаков за Кубань; он доехал до Большого Зеленчуга и кроме брошеных слабых и умирающих по дороге турков до трех сот, ни кого не видал; иные были задавлены, уповательно самими горскими народами и все ограблены и сами пленные турки уверяют, что из остальных мало кто дойдет до Анапы. Турецкий корпус состоял: около восьми тысяч пехоты и до десяти тысяч турецкой конницы; закубанских и здешних черкесов и разных других горских народов было, сколько Батал-паша сам знает, до десяти тысяч конницы. Он с собою вез мортиру походную двупудовую, картаульных единорогов два, полукартаульных и маленьких единорогов с довольным числом бомб и чиненых ядер и из его пушек ни одной нет малого калибра; сверх того более ста бочек пороха взято мною, свинцу и разные шанцовые инструменты. Корпус российский состоял в трех тысячах с небольшим человек, — имел при себе восемнадцать орудиев.
Я не могу Вашему Цревосходительству довольно описать ревность и усердие, оказанных в этот день господ колонных начальников и всех частных командиров и я за доли считаю их, чрез посредство Вашего Превосходительства, одобрить вышнему начальству: секунд-майор князь Арбелианов, командовавший моим авангардом, Донской полковник Луковкин, капитаны: Деконской, Треиден, поручик Пищевич при взятии высоты, в виду уже поспешно идущего неприятеля на встречу, отменно показали ревность и усердие и во время сражения с авангардом употребляемы бы ли с немалою пользою везде, где только нужда потребовала; отменную похвалу заслужили все господа колонные начальники, баталионные командиры — подполковники: Мансуров и Сенинберх, артиллерии майор Афросимов и обер-квартермистр Штедер — последний до сражения еще обще с майором Арбелиановым, [34] с полковником Луковкиным и капитанами: Деконским, Трейденом употреблен был в весьма опасные посылки для открытия неприятеля; при мне правящий дежур-майорскую должность, Владимирского пехотного полка аудитор Казаринов, который во все время неусыпными трудами и неустрашимостию во время сражения весьма себя отличал и отправляющие при мне должность адъютантскую, того-ж полка поручики Энгельман и Шелевской; господа частные начальники весьма одобряют храбрость и поведение своих подчиненных штаб и обер-офицеров: господин бригадир барон Беервиц одобряет весьма поведение, храброе и отличное усердие третьего егерского батальона командира господина подполковника Мансурова, капитанов: Поскочина, Лебле, Телепова, поручиков: Клюкина, Таганова, подпоручика Лутовинова, адъютанта Неймана, 2-го Егерского подполковника Сенинберха, капитанов: Вялкова, Кононова, Асеева, поручика Ахлебинина, подпоручика Кононова, адъютанта Сенинберга и бывшего при нем за дежурного Каргопольского карабинерного полка аудитора Карабельщикова; господин полковник Чемоданов: Владимирского полка примиер-майора Стелиха, капитанов: Чичагова, Шканского, подпоручиков: Григория и Никанора Струковых, адъютанта Козлова и бывшего у него с фланкерами 3-го егерского подпоручика Созонова, которым и отбита одна неприятельская пушка; господин полковник Буткевич: Ростовского карабинерного ротмистров: Бориса Шрейдера, Зевалина, Муравьева, поручиков: Караулова, Вилкинса, Сурина, корнетов: Козьму и Ивана Филатовых, Пахомова, Сатрево и Михачова, Каргапольского — ротмистра Ливена, поручиков: Одинца, Гаудринга, Семенцова, Коробова, корнетов: Новикова, Чернопятова; господин полковник Муханов: Астраханского драгунского — подполковника Разумовского, капитанов: Егора и Евтифея Арсеньевых, Трейдена, поручиков: Куроедова, Кулаковского, отличившегося отменно и получившего в сражении рану, Башкатова, адъютанта Назарова, подпоручика [35] Тарасова; господин артиллерии майор Афросимов: подпоручиков: Уварова и Мауринова; командующий авангардом секунд-майор князь Арбелианов: Астраханского полка капитана Палехина, поручика Башкатова, прапорщика Атаманова и бывших с ним с фланкерами 2-го егерского — подпоручиков: Агаркова и Григорьева; Донской полковник Луковкин своего полка есаула Понасова, сотника Калмыкова, хорунжего Клименова; полка Поздеева: сотника Небыкова, Ханженкова; Волгского полка подпоручика Страшнова и прапорщика Тимофеева. Астраханского полка трубач Федор Пономарев показал скрытую неприятельскую батарею, которую он открыл, и казаки полков: .Луковкина — Барыкин, Поздеева — Стрежеменков отбили знамя и булаву и вообще все нижние чины отменную показали храбрость и усердие, за долг считаю еще одобрить распоряжение обер-квартермистра Тюревникова, которого я в виду неприятеля оставил с вагенбургом для сохранения оного связи с моей коммуникационной линиею и прочими войсками.

Генерал-Майор Иван Герман.
4-го Октября, 1790 года. Лагерь при Тохтамысе.

(Московское отделение Общего Архива Главного Штаба).

Планы, приложенные к изданию.